Заговорщики

Домик Ларе служил штаб-квартирой «заговорщиков»: Артура Доуэля, Ларе, Шауба и Лоран. На общем совете было решено, что Лоран рискованно возвращаться в свою квартиру. Но так как Лоран хотела скорее повидаться с матерью, то Ларе отправился к мадам Лоран и привез ее в свой домик.
Увидев дочь живой и невредимой, старушка едва не лишилась чувств от радости; Ларе пришлось подхватить ее под руку и усадить в кресло.
Мать и дочь поместились в двух комнатах третьего этажа. Радость мадам Лоран омрачилась только тем, что Артур Доуэль, «спаситель» ее дочери, все еще лежал больной. К счастью, он не слишком долго подвергался действию удушливого газа. Брал свое и его исключительно здоровый организм.
Мадам Лоран и ее дочь по очереди дежурили у постели больного. За это время Артур Доуэль очень подружился с Лоранами, а Мари Лоран ухаживала за ним более чем внимательно; не будучи в силах помочь голове отца, Лоран переносила свои заботы на сына. Так ей казалось. Но была еще причина, которая заставляла ее неохотно уступать своей матери место сиделки. Артур Доуэль был первый мужчина, поразивший ее девичье воображение. Знакомство с ним произошло в романтической обстановке, – он, как рыцарь, похитил ее, освободив из страшного дома Равино. Трагическая судьба его отца налагала и на него печать трагичности. А его личные качества – мужественность, сила и молодость – завершали очарование, которому трудно было не поддаться.
Артур Доуэль встречал Мари Лоран не менее ласковым взглядом. Он лучше разбирался в своих чувствах и не скрывал от себя, что его ласковость не только долг больного по отношению к своей внимательной сиделке.
Нежные взгляды молодых людей не ускользали от окружающих. Мать Лоран делала вид, что ничего не замечает, хотя, по-видимому, она вполне одобряла выбор своей дочери. Шауб, в своем увлечении спортом презрительно относившийся к женщинам, улыбался насмешливо и в душе жалел Артура, а Ларе тяжело вздыхал, видя зарю чужого счастья, и невольно вспоминал прекрасное тело Анжелики, причем теперь на этом теле он чаще представлял голову Брике, а не Гай. Он даже сам досадовал на себя за эту «измену», но оправдывал себя тем, что здесь играет роль только закон ассоциации: голова Брике всюду следовала за телом Гай.
Артур Доуэль не мог дождаться того времени, когда доктор разрешит ему ходить. Но Артуру было разрешено только говорить, не поднимаясь с кровати, причем окружающим был дан приказ беречь легкие Доуэля.
Ему волей-неволей пришлось взять на себя роль председателя, выслушивающего мнение других и только кратко возражающего или резюмирующего «прения».
А прения бывали бурные. Особенную горячность вносили Ларе и Шауб.
Что делать с Равино и Керном? Шауб почему-то облюбовал себе в жертву Равино и развил планы «разбойных нападений» на него.
– Мы не успели добить эту собаку. А ее необходимо уничтожить. Каждое дыхание этого пса оскверняет землю! Я успокоюсь только тогда, когда удушу его собственными руками. Вот вы говорите, – горячился он, обращаясь к Доуэлю, – что лучше предоставить все это дело суду и палачу. Но ведь Равино сам нам говорил, что у него власти на откупе.
– Местные, – вставлял слово Доуэль.
– Подождите, Доуэль, – вмешивался в разговор Ларе. – Вам вредно говорить. И вы, Шауб, не о том толкуете, о чем нужно. С Равино мы всегда сумеем посчитаться. Ближайшей нашей целью должно быть раскрытие преступления Керна и обнаружение головы профессора Доуэля. Нам надо каким бы то ни было способом проникнуть к Керну.
– Но как вы проникнете? – спросил Артур.
– Как? Ну, как проникают взломщики и воры.
– Вы не взломщик. Это тоже искусство не малое...
Ларе задумался, потом хлопнул себя по лбу:
– Мы пригласим на гастроли Жана. Ведь Брике открыла мне, как другу, тайну его профессии. Он будет польщен! Единственный раз в жизни совершит взлом дверных замков не из корыстных побуждений.
– А если он не столь бескорыстен?
– Мы уплатим ему. Он может только проложить нам дорогу и скрыться с театральных подмостков, прежде чем мы вызовем полицию, а это мы, конечно, сделаем.
Но здесь его пыл охладил Артур Доуэль. Тихо и медленно он начал говорить:
– Я думаю, что вся эта романтика в данном случае не нужна. Керн, вероятно, уже знает от Равино о моем прибытии в Париж и участии в похищении мадемуазель Лоран. Значит, мне больше нет оснований хранить инкогнито. Это первое. Затем, я сын... покойного профессора Доуэля и потому имею законное право, как говорят юристы, вступить в дело, потребовать судебного расследования, обыска...
– Опять судебного, – безнадежно махнул рукой Ларе. – Запутают вас судебные крючки, и Керн вывернется.
Артур закашлял и невольно поморщился от боли в груди.
– Вы слишком много говорите, – заботливо сказала мадам Лоран, сидевшая подле Артура.
– Ничего, – ответил он, растирая грудь. – Это сейчас пройдет...
В этот момент в комнату вошла Мари Лоран, чем-то сильно взволнованная.
– Вот читайте, – сказала она, протягивая Доуэлю газету.
На первой странице крупным шрифтом было напечатано:

СЕНСАЦИОННОЕ ОТКРЫТИЕ 
ПРОФЕССОРА КЕРНА 

Второй подзаголовок – более мелким шрифтом:

Демонстрация оживленной человеческой головы. 

В заметке сообщалось о том, что завтра вечером в научном обществе выступает с докладом профессор Керн. Доклад будет сопровождаться демонстрацией оживленной человеческой головы.
Далее сообщалась история работ Керна, перечислялись его научные труды и произведенные им блестящие операции.
Под первой заметкой была помещена статья за подписью самого Керна. В ней в общих чертах излагалась история его опытов оживления голов – сначала собак, а затем людей.
Лоран с напряженным вниманием следила то за выражением лица Артура Доуэля, то за взглядом его глаз, переходивших со строчки на строчку. Доуэль сохранял внешнее спокойствие. Только в конце чтения на лице его появилась и исчезла скорбная улыбка.
– Не возмутительно ли? – воскликнула Мари Лоран, когда Артур молча вернул газету. – Этот негодяй ни одним словом не упоминает о роли вашего отца во всем этом «сенсационном открытии». Нет, этого я так не могу оставить! – Щеки Лоран пылали. – За все, что сделал Керн со мной, с вашим отцом, с вами, с теми несчастными головами, которые он воскресил для ада бестелесного существования, он должен понести наказание. Он должен дать ответ не только перед судом, но и перед обществом. Было бы величайшей несправедливостью допустить его торжествовать хотя бы один час.
– Что же вы хотите? – тихо спросил Доуэль.
– Испортить ему триумф! – горячо ответила Лоран. – Явиться на заседание научного общества и всенародно бросить в лицо Керну обвинение в том, что он убийца, преступник, вор...
Мадам Лоран не на шутку была встревожена. Только теперь она поняла, как сильно расшатаны нервы ее дочери. Впервые мать видела свою кроткую, сдержанную дочь в таком возбужденном состоянии. Мадам Лоран пыталась ее успокоить, но девушка как будто ничего не замечала вокруг. Она вся горела негодованием и жаждой мести. Ларе и Шауб с удивлением глядели на нее. Своей горячностью и неукротимым гневом она превзошла их. Мать Лоран умоляюще посмотрела на Артура Доуэля. Он поймал этот взгляд и сказал:
– Ваш поступок, мадемуазель Лоран, какими бы благородными чувствами он ни диктовался, безрассу...
Но Лоран прервала его:
– Есть безрассудство, которое стоит мудрости. Не подумайте, что я хочу выступить в роли героини-обличительницы. Я просто не могу поступить иначе. Этого требует мое нравственное чувство.
– Но чего вы достигнете? Ведь вы не можете сказать обо всем этом судебному следователю?
– Нет, я хочу, чтобы Керн был посрамлен публично! Керн воздвигает себе славу на несчастье других, на преступлениях и убийствах! Завтра он хочет пожать лавры славы. И он должен пожать славу, заслуженную им.
– Я против этого поступка, мадемуазель Лоран, – сказал Артур Доуэль, опасаясь, что выступление Лоран может слишком потрясти ее нервную систему.
– Очень жаль, – ответила она. – Но я не откажусь от него, если бы даже против меня был целый мир. Вы еще не знаете меня!
Артур Доуэль улыбнулся. Эта юная горячность нравилась ему, а сама Мари, с раскрасневшимися щеками, еще больше.
– Но ведь это же будет необдуманным шагом, – начал он снова. – Вы подвергаете себя большому риску...
– Мы будем защищать ее! – воскликнул Ларе, поднимая руку с таким видом, как будто он держал шпагу, готовую для удара.
– Да, мы будем защищать вас, – громогласно поддержал друга Шауб, потрясая в воздухе кулаком.
Мари Лоран, видя эту поддержку, с упреком посмотрела на Артура.
– В таком случае я также буду сопровождать вас, – сказал он.
В глазах Лоран мелькнула радость, но тотчас же она нахмурилась.
– Вам нельзя... Вы еще нездоровы.
– А я все-таки пойду.
– Но...
– И не откажусь от этой мысли, если бы целый мир был против меня. Вы еще не знаете меня, – улыбаясь, повторил он ее слова.